Папа
Спустя неделю почти над каждой девичьей кроватью появился составленный календарь «отдыха в лагере», где красным карандашом вычеркиваем дни перед отъездом домой. На улице опять дождь, мы сидим в палате и пугаем друг друга рассказами про "синие ноги и черные гробы". Разговор плавно перетекает в «семейное русло»: — А папа платки рукой гладит, — говорит Маша, моя соседка. - На что это похоже? - Так вот: он такой сильный, что кладет платок, проводит по нему рукой и уже выглажен. - А мой папа - военный и у него погоны с тремя, нет, четырьмя звездами... - А мой меня в походы берет... - И мой самый красивый... - И мой... и мой.. .
- А мой фигурист! - выпаливаю я и замолкаю, потому что головы 15 девушек резко поворачиваются в мою сторону. На самом деле я не знаю, катался ли когда-нибудь мой папа на коньках, и вообще, они с мамой в разводе уже два года, папу я вижу редко: но в детстве, во время показов фигурного катания, я буквально «застряла». на телевизор, а потом мы с папой изобразили на паркете своеобразное катание по льду — с опорами и «тодесами». Воодушевленно вру дальше: "У него блестящий костюм и коньки..."
- Хорошо, а как его фамилия, - слышится голос Кати. Катя старше, наверное, всех фигуристов знает. Предвидя, что мой авторитет сейчас рухнет, я тут же задумываюсь о том, что на самом деле папа не настоящий фигурист, а учит детей, но мое положение вдруг спасает новая девочка, ее приводит в палату вожатая.
- Это, Наташа, девочки. А это, девочки, Наташа.
Наташа маленькая, худенькая, с двумя тонкими косичками. Она робко улыбается и тихо сидит на своей кровати. Знакомимся, задаем ей стандартные вопросы про школу, возраст, и тут кто-то, в рамках рассказов "про папу", наконец спрашивает: "Ну и кто твой папа?" Она выглядит удивленной, морщит лоб. - У меня нет папы. - Как это, нет? - У меня есть только мама. - Нет, у тебя должен быть папа. - Нет, у меня нет папы. Мы уныло молчим.
- Нет, ты лжешь, так не бывает, - авторитетно заявляет Катя. Она старше, она знает. - У каждого ребенка есть папа: без папы нет детей! Но у меня нет папы. Новый начинает чихать.
«Тогда тебя бы не было, значит у тебя еще есть папа, а ты врун, а мы с врунами не тусуемся!!
Новенькая падает на кровать, зарывается лицом в подушку и рыдает. Нам ее жалко, может быть, мы и получаем детей без пап, но открыто жалеть об этом нельзя, иначе ее сочтут предательницей. Три дня ее бойкотировали, а на четвертый день за ней приезжает мать, забирает ее сумку и под наше завистливое молчание увозит. Когда дверь закрывается, мы начинаем орать... все, даже Катя. У нее может и нет папы, но она собирается домой... мы тоже хотим домой, мы устали от лагеря...
Еда
Питание в лагере было плохим. Еда, конечно, была. Но детям, избалованным домашними бабушкиными пирогами, пришлось нелегко. Комковая каша, суп с пленкой жира на поверхности, серые макароны и типичные столовые котлеты составляли основное меню лагеря. После каждого обеда и ужина было принято скандировать: «Спасибо нашим поварам за то, что сделали для нас вкусно». Мы распевали, размазывая кашу по тарелке. Из кухни вышли толстухи в поварских колпаках, улыбаясь и ласково махая нам руками. Положение спасли подарки, которые сердобольные родители везли с сумками своим детям. В лагере был пищевой карантин. Все, что было вкусным, нельзя было передавать детям! Поэтому на родительских собраниях родители тайком поили детей пепси-колой, что было запрещено, и кормили бутербродами с колбасой. Некоторые, вопреки запретам, передавали своим детям что-нибудь вкусненькое. Самым большим дефицитом считалась... вобла. Кто из родителей первым «догадался» принести такой «сувенир» своему отпрыску, история умалчивает, но слово «вобла» произносилось с придыханием. Во всех письмах в конце была приписка: «Мама, принеси мне печенье, конфеты, пепси-колу и тараканов». Подчеркнуто двумя жирными линиями. До приезда родителей мы мечтали. «А в этот раз мне обязательно должны принести тараканов, — написала я, — сказала какая-то девочка, после чего все с нетерпением ждали приезда ее родителя. Если это произошло, то мало что досталось самому виновнику. Правила коллектива требовали разделить его на всех. Несчастную рыбку поделили на 15 маленьких кусочков и с упоением пережевали... Еще сухарики сушили. После обеда собирали куски хлеба, щедро посыпали солью, заворачивали в платок и клали на батарею. Через пару дней получились замечательные сухарики.
Любовь
Демографическая проблема ощущалась остро. Мальчиков было гораздо меньше, чем девочек, и даже самые «неудачные» экземпляры в обычной жизни пользовались бешеной популярностью. В лагере царил матриархат. За мальчиков шли нешуточные войны, им писали записки, угощали скудной едой, приглашали на дискотеку, всю работу за них делали, в общем, за ними всячески ухаживали. У меня не было ни привлекательной внешности, ни бойцовских качеств, поэтому на личном фронте у меня было затишье. Честно говоря, не очень хотелось, но не быть «как все» — еще хуже. Нужно было срочно найти объект любви, и я решила влюбиться в вожатого. Его звали Дима, и ему было около 20 лет. Как мало это сейчас кажется, а тогда он казался «седым стариком», несмотря на свои жгучие черные волосы. Я совершенно не представлял, чем 10-летняя школьница может привлечь 20-летнего студента. Чтобы прощупать почву, было решено приступить к ухаживанию. Несколько дней бросал на него умиленные взгляды, записался в «творческую группу» по подготовке стенгазеты, которую он вел, и ходил за ним хвостом, выполняя его указания по первому требованию. Решение перейти к активным действиям было принято после родительского дня, когда мама вручила мне коробку самого дефицитного зефира в шоколаде. Я спрятал его под кровать и всю ночь не мог уснуть из-за собственной смелости и решительности, раз за разом прокручивая в голове, как я зайду в «комнату вождя», посмотрю Диме в глаза, достану коробку зефира из-за моей спины... затем моя фантазия раскрылась. Я совершенно не знал, что буду делать дальше и понятия не имел, что он сможет сделать. Сказать ему: "Дима, я тебя люблю, давай дружить, вот тебе зефир!"? или не говорить, подождать, пока он первый признается мне в своих чувствах? Утром зашел к «лидеру», дверь в его комнату была слегка приоткрыта.
- Садись быстрее! - Я слышала. «О, он меня уже ждет», — кричало мое сердце. Я вошел. Полуголый Дима лежал поперек кровати в одном носке и семейных шортах в маленький цветочек. Я ахнула, он вскочил, одновременно пытаясь натянуть на себя одеяло, на котором лежал. Наконец, он победил его, развернулся и стал двигаться ко мне горой.
- Что ты здесь делаешь, зачем пришел, вождь здесь, ну иди отсюда! Я с ужасом смотрел на размахивающего руками голого Диму, его грудь была покрыта черными волосами, носок с дыркой, из которой выглядывал палец. Я попятился к двери: - Не смей сюда без стука входить, - бросилось из-за двери... Мы с девчонками ели зефир...
Дезинфицирующее средство
По правилам пионерлагерной жизни нужно было иметь какое-то общественное задание. Нарисуй стенгазету, будь знаменосцем, барабанщиком, председателем отряда или его заместителем. Это было очень почетное дело, особое положение, позволявшее иногда не спать в «тихое время» и получать в столовой неограниченное количество хлеба «на гренки». Но получить эти должности могли только «старожилы». Новичкам даются более легкие задания. Детей в отряде было много, обязанностей на всех не хватало, поэтому любой публичный пост ценился. На руководящие должности их назначали большинством голосов, на менее значимые - кто громче кричит. Поэтому, когда до конца заветного списка оставалось совсем немного, я набралась смелости и на вопрос: «Кто хочет быть…» громко крикнула: - «Меня!» - не слушая того, что, собственно, предлагалось. — …Медсестра, — закончил вожатый, — Вы? Так запишем: такая-то и такая-то медсестра. Я задумался о том, чем, собственно, должна заниматься медсестра в пионерлагере. Мои представления ограничивались книгами на военную тематику, поэтому дальше хождения по лагерю в белой косынке с красным крестом и наплечной сумке с бинтами и йодом, а также ношения раненых пионеров фантазия не распространялась. Ну, раненых пионеров у нас не было, платка и сумки не дали, а обязанностью санитарки было перед сном обходить палаты и проверять наши руки и ноги на чистоту.
Вечером в сопровождении вожатого делаю обход на манер санэпидемстанции. Теперь даже те, кто полностью игнорировал меня до этого момента, хотят со мной дружить. Никому не хочется вылезать из-под теплого одеяла и шнырять между палатой и умывальником.
Выход
Иногда они убегали из лагеря. Бежали домой, к родителям, телевизору, плюшкам, видя необходимость встать, поесть и уснуть. Беглецов всегда находили и возвращали родителям (ненадежно). Кто-то молча забрал ребенка домой, кто-то устроил показательную «порку»: «Я тебе покажу, как сбежать из лагеря, все дети как дети, а ты, зачем мать позоришь?» (почему-то всегда приходили мамы). Кто-то авторитетно заявил: "Во всем виноваты ВЫ, у вас это даром не пройдет", но финал был предсказуем - счастливчик отправляется домой. Поэтому в один дождливый день созрел план побега. Для этого было создано некое «Тайное общество». Вход в «Общество» был строго засекречен, появления проводились в темных углах здания или на скрытых от посторонних глаз участках территории. У членов организации был пароль и даже свой «язык». Самые продвинутые предположили, что без карты местности нам не уйти. В течение следующих двух дней была тщательно составлена карта пионерлагеря с обозначением корпусов, столовых, беседок и стратегических объектов типа «М» и «Ж», однако на этом план местности закончился, т.к. никто не знал, что было за пределами пионерлагеря.
Вторым этапом побега было приготовление пищи. Для этого щедро посыпанные солью кусочки черного и белого хлеба, «унесенные» из столовой, щедро посыпанные солью, сушились на пионерских батареях в носовых платках. Некоторым нерадивым людям, однако, удалось вдвое сократить запасы стратегической еды, но ко дню «Ч» было приготовлено достаточно крекеров. Обязательно надо было бежать ночью (так романтичнее!), сразу после отбоя, так что собирать вещи нужно было еще до отбоя. Собрались в течение дня. Положила в наволочку: плюшевого мишку, платье, шпильки, хлопушки, письма от мамы: немного подумав, туда отправилась еще одна расческа и резиновые (импортные!) сапоги. Я вспомнил, как мама, упаковывая мой багаж в лагерь, всячески подчеркивала их материальную ценность. Вечером тайное общество собралось на свой последний совет. Чтобы усыпить бдительность вожатых, было решено ложиться спать в одежде, а ровно в 12 часов ночи кто-то должен был подать звуковой сигнал, который был бы знаком к побегу. Потом тихонько встаем, берем рюкзаки и убегаем из лагеря. В 10 вечера, в кроссовках и спортивном костюме, под одеялом я старательно изображал крепко спящего пионера. Побег был менее чем через 2 часа. Меня разбудил звук горна, возвещавший начало нового дня. Все участники мероприятия мирно сопели в своих постелях. Из-под каких-то одеял виднелись ноги, обутые в туфли, кроссовки, кеды. Побег не сработал. Утром вожатая обнаружила резиновые сапоги, завернутые в наволочку с вкраплениями раскрошенных панировочных сухарей. На все вопросы я пристрастно молчал. Думаю, они все придумали. Летело за наволочкой, у ворот «бдительность» усиливали, а вечером после отбоя каждые полчаса начинали считать пионеров. Побег в такой ситуации был невозможен. На следующий день общество распустилось, сухари были выброшены, а по лагерю поползли слухи о готовящемся побеге. Вожатые смотрели в нашу сторону с опаской, дети - с уважением. Тайная слава разоблаченных беглецов окутывала нас ореолом таинственности почти до нашего отъезда. Родителям он ничего не сказал.
Выезд
Такая длинная смена пролетела на удивление быстро. На последнюю, «царскую» ночь были приготовлены тюбики зубной пасты, а бдительные вожатые объявили отбой на полчаса раньше и каждые 15 минут заходили в спальню с проверкой. Ночь прошла в томительном ожидании «диверсантов» из соседних палат и рассказов о том, как происходило это событие, к которому готовится каждый добросовестный пионер, в прошлые годы. Выяснилось, что каждый сознательный пионер за одну ночь умудрялся намазать не менее половины стана с вождем в придачу, и все это пастой, оставшейся в тюбике в конце смены. Но никому и в голову не приходило усомниться в правдивости этих героев. Мы крепче сжимали тюбики в руках и ждали малейшей возможности выскользнуть в коридор, пробраться к соседям и известковать на них остатки пасты. Попытки закончились полным провалом, так как взрослые в ту ночь, похоже, не ложились спать и дежурили у каждой двери. Устав от ожиданий, крепко сжав трубочки в руках, мы, наконец, уснули. А утром была прощальная каша и припевы поварам о «вкусной и здоровой пище», короткие посиделки и долгие прощания. Последнее казалось особенно грустным и, что самое удивительное, совершенно нежелательным, несмотря на то, что всю смену мы мечтали поскорее вернуться домой. И теперь мне не хотелось уходить. Мы обменялись телефонами, подарками и заверениями, что в следующем году обязательно встретимся «на том же месте». На память о лагере мне достался круглый голый камень в виде подаренной Катей подвески, на которой было написано: «Никогда не забудешь, как ты отдыхала тогда на Чайке». Долгое время он занимал почетное место над моим столом, напоминая нам, что все мы родом из детства.
Лето — мое любимое время года со школы. «Школьные каникулы» — давно забытое, но все же приятное сочетание. Лето, а это значит, что тысячи мальчишек и девчонок, нагруженных чемоданами и сумками с подарками, отправятся в лагеря отдыха. При виде колонны автобусов с надписью "дети" мне всегда немного грустно от мысли, что мое пионерлагерное детство уходит все дальше и дальше...